Yo Yo Mundi - Lamento Per Aureliano - перевод, текст песни и слова, похожие исполнители

Kishore Kumar Hits — Yo Yo Mundi - Lamento Per Aureliano текст песни

Исполнитель: Yo Yo Mundi

альбом: La Banda Tom E Altre Storie Partigiane

Внимание! Перевод текстов выполнен автоматически. Возможны неточности и неполнота перевода. Мы прилагаем все усилия для обеспечения точности перевода, но рекомендуем использовать его только в качестве общего ориентира.

(Testo di Fabrizio Meni, musiche di Paolo E. Archetti Maestri)(Текст Фабрицио Мени, музыка Паоло Э. Арчетти Маэстри)Ne parlo perché io li ho visti.Я говорю об этом, потому что я их видел.Avevo tredici anni quel 15 gennaio 1945. Poco più di un bambino, ma abbastanza grande per capire che quella guerra non era un gioco.Мне было тринадцать 15 января 1945 года. Чуть больше, чем ребенок, но достаточно взрослый, чтобы понять, что эта война не была игрой.La guerra! La guerra, per chi come me c'era cresciuto dentro, era solo un modo di vivere. Gli allarmi, il coprifuoco, le code per il pane e la margarina razionati erano come dei piccoli riti così come indovinare da lontano il rumore di Pippo il ricognitore e poi contare, contare, contare in trepida attesa fino all'arrivo dei bombardieri. Correre nei rifugi era un po' come giocare a nascondino e le macerie delle case erano il teatro di avventure da supereroe.Война! Война, для таких, как я, была просто образом жизни. Сигналы тревоги, комендантский час, очереди за хлебом и маргарином были похожи на маленькие обряды, так же как угадывать издалека шум Гуфи-разведчика, а затем считать, считать, считать в трепетном ожидании прибытия бомбардировщиков. Бегать по приютам было похоже на игру в прятки, а обломки домов были ареной приключений супергероев.Per mio padre, lo so bene, era tutto diverso. Lui si spaccava la schiena a lavorare in miniera e anche in ferrovia. C'era questo sorvegliante in camicia nera che lo squadrava ogni minuto, mio padre, e mio padre lì a scaricare i sacchi di cemento e carbone dai treni della Piccola Velocità.Для моего отца, я хорошо знаю, все было по-другому. Он ломал себе спину, работая на шахте и даже на железной дороге. Этот надзиратель в черной рубашке, который каждую минуту разгружал его, мой отец и мой отец разгружали мешки с цементом и углем из поездов малой скорости.Quando si parlava del Duce o del fascismo lo sentivo bestemmiare. A bassa voce bestemmiava, ma io lo sentivo lo stesso.Когда речь шла о Дуче или фашизме, я слышал, как он хулил. Вполголоса он ругался, но я чувствовал то же самое.Io del fascismo non è che ne sapessi granché, e parole come Albania, Africa orientale, Macedonia erano piuttosto marche di sigarette da fumare per sentirsi più grandi.Я о фашизме мало что знал, и такие слова, как Албания, Восточная Африка, Македония, были скорее марками сигарет, чтобы курить, чтобы чувствовать себя больше.Quello che sapevo è che ogni tanto c'erano questi pacchi dono per le famiglie numerose e il sabato fascista con la divisa da Balilla a me non dispiaceva, era sempre meglio che stare in classe con il maestro che puzzava di sigaro e voleva farmi imparare l'italiano. A casa mia quest'italiano nessuno lo parlava mai.Что я знал, так это то, что время от времени эти подарочные пакеты для многодетных семей и фашистская суббота в форме стола меня не жалела, это всегда было лучше, чем сидеть в классе с учителем, который пахнет сигарой и хочет, чтобы я узнал литалиано. В моем доме об этом никто никогда не говорил.Ecco il fascismo che conoscevo io, niente più di questo. Io l'Impero neanche sapevo cos'era, ma la fame sì, quella la conoscevo bene. E la sapevo riconoscere nei volti della gente, volti scolpiti da una stessa mano, con lo stesso sguardo le stesse speranze: che la guerra finisse, che tutto finisse, e ci fosse pane tutti i giorni, altro che adunate fasciste e cappelli da Balilla.Вот фашизм, который я знал, не более того. Я даже не знала Козера, но голод да, я ее хорошо знала. И я знал, как она распознает в лицах людей, лица, вырезанные одной рукой, с тем же взглядом одни и те же надежды: что война закончится, что все закончится, и будет каждый день хлеб, кроме фашистских сборищ и шляп.Io Tom lo conoscevo bene. Per tutti noi, ragazzi di Borgo Ala, era un po' come un fratello maggiore. Faceva il panettiere e anche lui aveva il nostro stesso sguardo scavato dalla fame e quello stesso carattere, duro, tagliato con l'accetta che può nascere soltanto qui, in questa scuola di miseria, fatta di giorni e giorni a lavorare duro per tirare a campare.Я его хорошо знал. Для всех нас, ребята из Борго Ала, он был немного похож на старшего брата. Он был пекарем, и даже у него был такой же взгляд, как и у него, и тот же характер, жесткий, вырезанный из лака, который может родиться только здесь, в этой школе страданий, состоящей из дней и дней, чтобы усердно работать, чтобы вытащить кампаре.Un giorno, poi, l'hanno chiamato ed è dovuto partire per il fronte. Allora il pane ha smesso di farlo e si è ritrovato con un fucile in mano e una divisa che si confondeva alla pelle. E' stato in quel momento che ho iniziato a capire che da qualche parte qualcosa non andava, la guerra, i bombardamenti, quei ragazzi poco più grandi di me che partivano per chissà doveОднажды они позвонили ему, и ему пришлось уехать на фронт. Тогда хлеб прекратил это делать и оказался с винтовкой в руке и униформой, которая путалась в коже. И именно в этот момент я начал понимать, что где-то что-то не так, война, бомбардировки, те парни, которые немного старше меня, уезжают, кто знает, кудаLa notte accompagnavo mio padre a far legna, usavamo la dinamite che rubava in miniera. Faceva freddo e mio padre bestemmiava sempre più ad alta voce, e quelle bestemmie di mio padre io cominciavo a capirle.Ночью я провожал отца дровами, мы использовали динамит, который он украл в шахте. Было холодно, и мой отец все громче и громче хулил, и эти богохульства моего отца я начал понимать.Poi alla fine del '43 Tom riuscì a tornare dal fronte. E raccontò, raccontò che la guerra noi la facevamo ad altri come noi, a gente che aveva il nostro stesso sguardo da fame, giovani francesi che coltivavano la vigna come noi e facevano il pane come noi.Затем в конце 43-го тома удалось вернуться с фронта. И он рассказал, рассказал, что войну мы вели другим, подобным нам, людям, у которых был такой же голодный взгляд, молодым французам, которые выращивали виноградники, как мы, и делали хлеб, как мы.E c'era davvero qualcosa che non andava in questa guerra. Raccontò dei Tedeschi che arrestavano gli ebrei e li ammassavano a Borgo San Dalmazzo per poi spedirli chissà dove.И действительно, что-то не так в этой войне. Он рассказал о немцах, которые арестовывали евреев и собирали их в Борго-Сан-Далмаццо, а затем отправляли, кто знает куда.Ci raccontò che era riuscito a scappare unendosi ai partigiani di Val Susa e lì tra le montagne aveva visto l'intero paese di Boves bruciare e che erano stati i Tedeschi a farlo bruciare. E se non fosse stato che era Tom a raccontarle quelle storie, non ci avremmo creduto mai. Perché in fondo per noi la guerra non era altro che giovinezza in marcia e la strada diritta come una spada e l'avvenire della patria e nomi di giovani eroi da imparare a memoria.Он рассказал нам, что ему удалось сбежать, присоединившись к партизанам Валь-Суза, и там, в горах, он видел, как горит вся страна Бовес, и что это немцы его сожгли. И если бы не том рассказывал ей эти истории, мы бы никогда не поверили. Потому что в глубине души для нас война была не чем иным, как марширующей молодостью, а прямой дорогой, как мечом, и славой Отечества и именами юных героев, которые нужно выучить наизусть.Poi Tom se ne andò. Ci guardò e se ne andò.Затем Том ушел. Он посмотрел на нас и ушел.Me ne vado a combattere - disse - me ne vado a combattere per la libertà.Я ухожу воевать, - сказал он, - я ухожу воевать за свободу.Non lo vidi più Tom, ma il suo nome sì, il suo nome lo sentivo ovunque. Tutti parlavano di lui, dei suoi partigiani, delle loro gesta sulle colline, di come combattevano e io me li immaginavo, erano i miei eroi: i partigiani delle Banda Tom. E c'era chi Tom lo chiamava il bandito rosso o Tom l'imprendibile.Я больше не видел Тома, но его имя да, его имя я слышал везде. Все говорили о нем, о его партизанах, о своих подвигах на холмах, о том, как они сражались, и я представлял их себе, они были моими героями-партизанами банды Тома. И тот, кого том называл Красным бандитом или Томом.Poi ricordo il freddo di quel gennaio del 1945, ricordo la neve. E ricordo cosa raccontavano di quell'ultima impresa. Si diceva che la madre di Tom era stata sbattuta in carcere, si diceva che Tom aveva provato a liberarla, ma non c'era riuscito e allora si era preso i cavalli della milizia fascista, li aveva presi e portati con sé, su per le colline, lo avevano seguito e braccato.Потом я вспоминаю холод того января 1945 года, вспоминаю снег. И я помню, что они рассказывали об этом последнем подвиге. Ходили слухи, что мать Тома загнали в тюрьму, говорили, что Том пытался освободить ее, но не смог, и тогда он взял лошадей фашистского ополчения, взял их и взял с собой, вверх по холмам, они последовали за ним и выследили.I fascisti avevano seguito le tracce sulla neve e in una cascina ai piedi di Casorzo avevano preso uno che stava di vedetta e l'avevano riempito di botte finché questo non aveva parlato, rivelando dov'è si nascondevano Tom e gli altri della banda.Фашисты следовали по следам на снегу и в усадьбе у подножия Казорцо взяли одного, стоявшего на страже, и вымыли, пока тот не заговорил, показывая, где скрывались том и другие из банды.Li presero uno ad uno, portandoli via durante la notte. Li avevano legati con il fil di ferro.Они брали их один за другим, унося их на ночь. Они связали их железной проволокой.I polsi sanguinavano e gli occhi erano pesti, ma i loro sguardi fieri.Запястья кровоточили, а глаза горели, но их взгляды горделивы.E io me li ricordo bene perché io li ho visti. Li avevano massacrati di botte e coperti di insulti e li avevano costretti ad un'assurda processione per le vie di Casale con un cartello appeso al collo con scritto ecco i leoni di Tom .И я их хорошо помню, потому что я их видел. Они избили их и покрыли оскорблениями и заставили их пройти процессию по улицам Казале с вывеской, висящей на шее с надписью "вот львы Тома".E ancora a schiaffeggiarli, a menarli, a sputargli addosso, davanti a tutti.И снова шлепать их, шлепать, плевать на них, на глазах у всех.E loro in silenzio, i volti privi di odio e trionfanti e liberi.И они молчат, лица лишены ненависти и торжествуют и свободны.E allora ho imprecato anch'io, come mio padre, per la prima volta nella mia vita: davanti a quello scempio, contro il duce e gli altri piccoli duce della mia città, contro quei fascisti che avevano fatto fucilare i ragazzi di Tom senza neanche un prete che potesse stargli accanto. Li avevano fatti fucilare costringendo altri ragazzi come loro a sparare.И тогда я проклинал анкио, как и мой отец, впервые в жизни: перед этим негодяем, против дуче и других маленьких дуче моего города, против тех фашистов, которые расстреляли мальчиков Тома, даже без священника, который мог бы стоять рядом с ним. Они заставили их застрелиться, заставив других парней, подобных им, стрелять.Avevano lasciato i corpi dei ragazzi di Tom per due giorni e due notti lì nel fango e nella neve. Ricordo le casse da morto fatte in fretta e ricordo gli uomini che dovevano seppellirli, ricordo che avevano spezzato i cadaveri congelati con il picco e il badile per farceli entrare in tutta fretta in quelle casse. E ricordo che i fascisti andavano sulle tombe ad oltraggiarli, i ragazzi di Tom, e sparavano sulle croci o strappavano via i fiori rossi portati dalle madri.Они оставили тела мальчиков Тома на два дня и две ночи там в грязи и снегу. Я помню поспешно сделанные ящики для мертвецов, и я помню людей, которые должны были их похоронить, Я помню, как они сломали замороженные трупы с шипом и бадилем, чтобы они быстро поместили их в эти ящики. А я помню, как фашисты ходили на могилы возмущать их, мальчиков Тома, и расстреливали на крестах или срывали красные цветы, принесенные матерями.Da quel momento il mio unico desiderio era di vederli morti tutti, i fascisti.С этого момента моим единственным желанием было видеть их всех мертвыми, фашистов.Avevo tredici anni quel 15 gennaio 1945, ma ero già grande abbastanza per capire quanto fosse assurda quella guerra che aveva portato via Tom, il mio fratello maggiore.Мне было тринадцать 15 января 1945 года, но я уже был достаточно взрослым, чтобы понять, насколько абсурдной была эта война, унесшая Тома, моего старшего брата.

Поcмотреть все песни артиста