Я ронял на кровать морфином тебя
И ты в моем театре на правах Мальвины.
Теряй этот убогий мир в красновато-милых тенях,
Забывая фразы и слова — дави и ныряй.
И мы снова на сутки без чувств,
На сутки без разума и молча, но ясно.
И нам голос не нужен не чуть.
Ты не говорила чего хочешь, но я знал.
Мы закрывались от мира и жили,
И прятали секреты под длинный рукав.
Бледную кожу, избитые жилы,
Всё удовольствие и вкус у невинных украв.
Наши глаза не теряли оттенок,
Каждый день обретая всё больше азарта.
Мы душой отрекались от тела,
Зная, что давно уж нету пути назад нам.
Я ронял на кровать морфином тебя,
Дешёвую душу твою в руках бессильно трепля,
Заставляя мнимый рай даримый принять,
Забывая фразы и слова — дави и ныряй.
И мы снова на сутки без чувств,
На сутки без разума и молча, но ясно.
И нам голос не нужен не чуть.
Ты не говорила чего хочешь, но я знал.
И наши месяцы были на сто лет,
Мы даже начали путать сюжеты,
И я выкладывал ампулы жизни на столик,
И ты не думая хватала, чтоб продлить всё это.
Наверно, из-за них ты и была со мной,
И всё это вовсе не важно, и я вроде бы я купил
Твою любовь.
Мог бы сомневаться,
Но я видел как ты плачешь, когда я приходил без них.
Последний месяц ты просто молчишь,
Немо вопрошая: "Где твой сладкий раствор?"
И в груди кончился воздух почти.
Ты знаешь финал, но нажать бы на "Стоп".
И мы возьмем на себя слишком много,
Чтобы остаться вместе и не иссякнуть.
Сделаем всё пышно, громко,
Введя ровно по 250 внутрь.