Я с детских лет кочевал по пустыням,
Рос я, как дикий сорняк.
Жил я в шатрах бедуин-бедуином,
Кушал моченый кизяк.
Но напало на нас иноземное воинство,
Застали врасплох на заре.
Мне отрубили мужское достоинство
И евнухом взяли в гарем.
Правил нами забияка,
Лев пустынь, орел-гуляка
Шахиншах Махмуд аль-Вахар
Ассабах ибн-Дауд.
Я был евнухом примерным
Женам-тварям нежным нервным,
Шестерил, скакал, как серна,
Надрывался, как верблюд.
Эти гады шахрезады,
Крепкогруды, крутозады,
Веселились до упаду
На изысканный манер.
А я, как лампа Алладдина,
Доставал халву и вина
И махал им опахалом,
Словно кондиционер.
Чтоб повысить их культуру,
Фирдоуси им читал,
Обучал их маникюру,
Ночью пяточки чесал.
Депиллировал им ноги
И интимные места.
Мне кричали: "Эй, убогий,
Сбацай танец живота!"
Ай, как паршиво!
Несправедливо!
Шах был крепкая порода,
От заката до восхода
Триста жен по два захода
Умудрялся полюбить,
А потом, винца затрескать
И ходить, кричать, что, дескать.
Он — сатрап, восточный деспот,
Взял привычку морду бить.
Жены спорили все время,
Кто любимая в гареме,
И мордашки друг у дружки
Расцарапывали в кровь.
Но для шаха всех милее,
Всех румяней и белее
Был его великий визирь:
Что поделаешь, любовь!
Говорил мне шах, бывало,
Накурившись анаши:
"Ты, Хасанка, славный малый,
Может, чо тебе пришить?"
Так года мои летели,
Жил я хуже ишака,
А мог бы петь, как Фаринели,
Играть в театре Виктюка.
Взял бы гитару,
Ушел бы в Сахару.
Вдруг восстали против шаха
Угнетенные феллахи,
Посылают шаха на фиг,
Объявляют шаху мат.
Нет для черни больше счастья —
Свергнуть древнюю династью,
На обломках самовластья
Написать: "Здесь был Ахмат".
Шах просек, что дело худо,
Взял сокровища, паскуда,
Сел на старого верблюда
И умчался в пять утра.
Жены — в крик, мол, овдовели!
Ах вы глупые гюзели,
Лето красное пропели,
А теперь плясать пора.
Я сейчас открыл агентство,
Поставляю жен-подруг.
Если вам нужна невеста,
У меня их триста штук.
Триста птичек ровным счетом,
Лучше не найти жены.
Если всех берете оптом,
Скидка сразу полцены.